— Мне показалось, или он к вам мосты мостил?

— Ах, ничего от тебя не скроешь, — вздохнула я, нарочито смущенно. — Вот было бы прекрасно, если бы он к вам посватался! Он красивый, правда, миледи?

— Недурен, — ответила я уклончиво.

— Недурен?! Да кто же тогда красивый, если не он?!

— Ты такая глупышка, — сказала я ей, — бывают и покрасивее лорда Руперта.

— Ой, и кто это? — обиженно протянула Лита. — Да вы дразните меня, миледи.

— Немного, — ответила я и захлопала ресницами, как девочка в церковном хоре. Лита расхохоталась.

Отец и мачеха встретили меня внизу, у самых ворот замка. Отцу уже седлали его любимого вороного, для мачехи выводили ослика с пуховой подушкой вместо седла.

— Джен! — позвал меня отец, едва я спустилась. — Нас пригласили в деревню, если хочешь — можешь поехать с нами. Фермеры забавно празднуют, тебе будет интересно.

— Конечно же, Дженет не может быть интересно! — вмешалась мачеха.

— Нет-нет, я поеду удовольствием, — пропела я. — Всегда хотела побывать на деревенском празднике.

— Благородные леди не должны интересоваться гулянками простолюдинов, — сказала мачеха с неудовольствием. — Да и вам, милорд, не пристало веселиться с ними, как с равными.

— Они платят мне большие деньги за аренду земель, Элеонора, — ответил отец. — И делают это тем более исправно, что я каждого из них знаю в лицо и пью с ними наравне.

— Фу, как вульгарно! — мачеха обиженно надула губы.

Мне тоже подвели ослика, хотя я предпочла бы коляску. Но отец сказал, что ехать тут всего ничего, не надо бить колеса, а мягкому месту особого вреда от поездки не будет. Мы выехали из замка и направились в деревню, опасно близко минуя Картехогский лес. Мачеха не упустила заметить, что я заволновалась, когда мы проезжали мимо вековечных дубов, и тут же пустилась в россказни о страшных обитателях лесной чащи, которые воруют честь молодых леди. Разумеется, сказано все это было не прямо, а намеками, витиеватыми метафорами и иносказаниями, так что к тому времени, когда мы доехали до деревни, от болтовни мачехи у меня уже разболелась голова.

Но вся боль исчезла, едва я увидела огромный костер, качели, украшенные цветами, и услышала заунывное гудение волынок, которые сопровождали всякий праздник у простолюдинов.

Дочки богатых арендаторов подошли приветствовать нас. Отец и мачеха остались разговаривать с их отцами, а девушки увели меня к столу — угощать нехитрыми, но ужасно вкусными кушаньями, сплетничать о парнях и ждать начала танцев.

— Вы пробудете с нами до конца праздника, миледи? — спросила одна из девушек, ее звали Альма, и она похвалилась, что обучалась грамоте при церкви. — Если милорд разрешит, то в полночь мы хотим пойти Эльфийскому камню — погадать на жениха. Пойдете с нами?

— К Эльфийскому камню? — насторожилась я. — В Запретный лес?

— Ну нет, туда мы ни за что не пойдем, — уголки губ Альмы лукаво задергались. — Мы ведь такие трусихи.

Остальные девушки захихикали.

— А что за гадания? — спросила я, от души угощаясь лесной клубникой, вываренной в меду.

— Надо сделать подношение камню, — таинственным голосом сказала Альма, — принести ему кусок хлеба или пшеничное зерно, потом пропеть особую песню и идти домой. На обратном пути эльфы покажут вам жениха. — Эльфы приведут мне жениха? — так и покатилась я от смеха.

— Конечно же нет, — Альма ничуть не обиделась моему неверию. — Они покажут вам его образ. А потом как увидите в жизни — так и знайте, что жизнь с ним суждена вам судьбой.

— Или эльфами, — закончила я. — Но это должно быть весело. Я пойду.

До полуночи я успела натанцеваться до боли в пятках. Мачеха махала мне рукой, приказывая бросить это неподобающее занятие, но я делала вид, что не замечаю ее недовольства. Не хватало еще, чтобы она испортила мне праздник.

Незадолго до того, как церковный колокол должен был прозвонить полночным трезвоном, оповещая, что праздник закончен и пора расходиться по домам, Альма и еще несколько девушек увели меня задворками за деревню.

Луна заливала все вокруг серебристым светом, а мы шли, взявшись за руки, хихикая и взвизгивая от каждого шороха.

Но чем дальше мы удалялись от деревни, и чем ближе становился Картехогский лес, тем больше я беспокоилась.

— Где же ваш эльфийский камень? — спросила я. — Вы же говорили, что не в Запретном лесу?

Альма всплеснула руками:

— А где же еще, миледи?! Эльфийский камень должен быть в эльфийском лесу.

Я остановилась, как вкопанная:

— Не желаю идти туда! И вам не советую!

Но Альма схватила меня под локоть и повела дальше: — Не бойтесь, миледи, мы не станем переходить ручей, а на эту сторону эльфы не смогут перейти…

— Почему?

— Разве вы не знали? — Альма посмотрела на меня с удивлением. — Господь запретил им жить вместе с людьми и приказал не выходить из леса, прочертив границу ручьем. Так они и живут там, древние затворники.

— Кто тебе это рассказал? — поразилась я неимоверной чепухе.

— Отец Ансельм, — сказала она. — Он знает много древних сказаний.

Я позволила завести себя в лес, но едва мы оказались под кронами дубов, куда почти не достигал лунный свет, вздрогнула, хотя и не от страха. — Вы слышите звук флейты? — спросила я.

Девушки замерли и прислушались.

— Нет, миледи, я ничего не слышу, — сказала Альма, и остальные девушки тоже помотали головами. — Наверное, это эльфы празднуют середину лета! И вы слышали их музыку! — она захлопала в ладоши. — Говорят, кто слышал музыку эльфов, того подстерегают чудеса! Может, сегодня ночью вы встретите своего нареченного?

— Может и так, — пробормотала я, чувствуя себя глупо, потому что в лесу царила тишина, и я уже не была уверена, что, действительно, слышала звуки флейты.

Эльфийский камень выплыл из темноты и показался огромным, как гора. Когда-то неведомые великаны соорудили на поляне неуклюжее строение — подобие огромного дома, но время разрушило их творение, и теперь только три камня торчали из земли, как обломанные зубы, а четвертый, который раньше лежал на них крышей, валялся на земле, наполовину занесенный сором и оплетенный плющом.

Альма всыпала мне в ладонь пшеничные зерна и прошептала:

— Зерна надо положить на срединный камень, а потом обойти поляну против солнца…

Мы по очереди высыпали подношение, взялись за руки и пошли вокруг поляны, по колено утопая в душистой траве. Девушки тихо запели старинную песню, из которой я поняла только, что камню, впитавшему знания эльфов, ведомо многое, и он, принявший жертву, должен открыть тайны будущего. Несмотря на глупость обряда, сердце мое билось. Слишком уж таинственными выглядели каменные обломки, слишком ярко светила луна, а пение девушек заронило странную тоску в душу. Если отец узнает, что я участвовала в языческих обрядах, то рассердится. И отец Бенедикт, который исповедует благородных, велит мне покаяться в страшном грехе и обяжет сделать тысячу поклонов…

Мы обошли уже всю поляну, как вдруг из-за деревьев с воплями и смехом выскочили деревенские парни. Наверняка они следили за нами всю дорогу, а теперь из озорства решили помешать гаданию. И хотя мы с девушками прекрасно видели, что это всего лишь деревенские болваны, страх перед магическим местом, волнение, а больше всего — ритуальная песня — сделали свое дело. С визгом мы помчались через лес, преследуемые улюлюкающими парнями. Не разбирая дороги Альма, я и остальные девушки бежали обратно, перепрыгивая через валежник, спотыкаясь о коряги.

Я не была такой прыткой, как деревенские девицы, привыкшие к тяжелой работе, и поэтому вскоре отстала от них. Пытаясь отдышаться, я забилась в кусты, пропустив мимо ватагу парней. Они хохотали во все горло, называя девушек трусихами, глупыми курицами, и выспрашивая, что же открыл им эльфийский камень.

Пропустив их, я выждала еще немного и побрела следом. Розы на моем венке увяли, а лента совсем свалилась с головы, пока я бежала. Я сняла ее и понесла в руках. Но два бутона, которые Лита приколола к моему пояску, только сейчас распустились и благоухали тонко и нежно. Я отцепила их и вплела в пряди у виска.