— Отпустить? И куда ты пойдешь?

— Возьму вина и напьюсь в одиночестве, — огрызнулся он, сбрасывая ее в пуховые подушки и пытаясь встать, но королева вцепилась в его рубашку, не давая подняться с постели.

— Ты уверен, что в одиночестве?

— Уверен! После того, что ты сегодня устроила, мне только и хочется, что напиться и забыть хотя бы на ночь ваше проклятое племя!

— Что?.. — сипло спросила она, но Тэмлин не заметил ее тона.

— Почему же вы, женщины, такие алчные? Как кошки? — он выдернул рукав из пальцев королевы и обулся. — Меня уже воротит оттого, что вы готовы прыгнуть на любого, лишь бы получить пару золотых побрякушек. А то, что ты притащила туда эту человеческую девчонку..

— Ты слишком заботишься о ней, как я посмотрю, — сказала королева ледяным тоном. — Еще к ней меня приревнуй, — хмыкнул Тэмлин. — Это же ты отправила к ней Риделя? Для чего? Хочешь превратить ее в такую же шлюху, как Умиэль? А ты знаешь, что Дженет хотела спрыгнуть в пропасть, когда Ридель ее преследовал?

— Дженет, — повторила королева задумчиво, глядя на любовника очень внимательно. — Конечно, мне это известно. Не считай свою королеву глухой и слепой. И еще мне известно, как ты обошелся с беднягой Риделем. Она и вправду этого стоит? Эта человеческая Дженет?

— Она тут ни при чем, — Тэмлин испытал жгучее желание грохнуть кулаком по столу.

— И я пытался соблазнить ее, чего уж скрывать. Но она не такая, как мы. У нее есть жених, она мечтает о свадьбе с ним, и других мужчин ей не нужно.

Понимаешь? Люди — они другие, Медб.

— Они еще хуже нас! — взвизгнула королева. — Откуда тебе известно, какие могут быть люди? Мы не общаемся с ними уже тысячи лет, потому что это подлый народец, гадкий, предательский! Не думай о них слишком хорошо, если эта вертихвостка отказала тебе пару раз. Она хитрая. Отказала — и ты уже уверовал в ее чистоту и непорочность. Как она смотрела на тебя сегодня… О, это был взгляд вовсе не невинной девушки… Еще чуть-чуть, и на сама скинула бы Умиэль и оседлала тебя. Она ничуть не лучше тех, кто отдавались тебе за моей спиной, просто хитрее.

Даже в золотистом свете ночников было видно, как Тэмлин побледнел.

Королева соскользнула с кровати и прижалась к нему всем телом, заглядывая в глаза.

— Хочешь, превращу в нее Маэль и Абириэль? Тогда тебе понравилось. — Нет! — Тэмлин почувствовал отвращение только от одной мысли, что эльфийки предстанут перед ним в облике Дженет и станут зазывно оголяться и хихикать, посылая лукавые взгляды — Тогда давай пригласим ее к нам… Она немного поломается, но не откажет, потому что сама этого хочет… А будет упрямиться, я знаю, как опоить ее, чтобы все видела и все помнила, но слишком не сопротивлялась.

— Не хочу, — он похолодел от одной мысли, что может заполучить Дженет вот так — в присутствии королевы, которая станет бесстыдно рассматривать каждый их поцелуй, будет приказывать, чтобы Дженет двигалась побыстрее или, наоборот, не шевелилась. Что-то в нем протестовало против этого, приводило в ужас, вызывало омерзение.

Да, он хотел получить человеческую деву, но…

Но он не хотел делить ее ни с кем.

Потому-то он так разозлился, когда она заговорила про какого-то лорда Руперта.

Даже не разозлился, а пришел в бешенство, и несколько дней после разговора на поляне роз ходил сам не свой. Когда Медб изводила его, он злился на нее саму, а ее любовников и в расчет не брал, с Дженет получалось по-другому. К ней он никакой ненависти не испытывал. Он ненавидел того самого Руперта, которому она хранила верность. Ненавидел и завидовал ему. Потому что хотел оказаться на его месте. Чтобы Дженет была верна именно ему, Тэмлину.

Именно так. Тэмлин вдруг успокоился, осознав свои желания.

Но королева была вовсе не спокойна. Она следила за любовником, как змея за птицей, которую надумала проглотить. Но чужие мысли недоступны даже великой волшебнице. И Медб терзалась этим. — Так тебе нравится, как леди Дженет противится тебе? — высказала догадку королева. — Тогда мы можем связать ее. Почему бы и нет? В этом есть своя пикантность. Сначала она поплачет, будет кричать, извиваться под тобой, умолять, чтобы мы ее отпустили…

— Нет! Ты никогда не сделаешь этого! — Тэмлин так сжал запястья королевы, что она вскрикнула от боли. Он отпустил ее с проклятьями: — Не трогай Дженет, я не могу видеть ее страданий. И лучше бы ты отправила ее к отцу. Пусть уходит. — Она — заложница мира, — ответила королева, сердито потирая помятые запястья.

— Она — залог, что договор с людьми будет соблюдаться.

— Какой договор?! — взорвался Тэмлин. — Да тебе плевать на людей! Ты оставила ее, чтобы помучить. Зачем? Неужели, королева великого народа так мелочна, что ей приятно смотреть на страдания того, кто слабее и беззащитнее? Даже я не могу этого видеть, хотя я… всего лишь любовник королевы. Как же мне надоел этот титул!

— Не говори так, я люблю тебя, — королева обняла его в знак примирения, но Тэмлин осторожно, но непреклонно отстранил ее.

— После сегодняшнего вечера я сильно сомневаюсь в твоей любви, — сказал он жестко и вышел, растолкав служанок, толпившихся у дверей снаружи. — Не стоит так усиленно подслушивать, — сказал он им. — Уши вырастут на две пяди!

Кипя от злости, Тэмлин шел коридорами эльфийского дворца, пока не сообразил, то идет прямиком к спальне Дженет. Это наваждение было почище эльфийского колдовства.

Решительно взъерошив волосы, Тэмлин развернулся и пошел в противоположную сторону. По пути ему попался королевский виночерпий — пьяный и веселый, как обычно. Он позвал Тэмлина отведать нового вина, присланного людьми, но Тэмлин отказался, понимая, что даже вино сейчас ему не поможет. Захватив флейту, он вышел из дворца-под-холмом и отправился на поляну с белыми розами.

Глава 28

После ужасного вечера на эльфийском пиру, королева словно забыла обо мне.

Никто больше не настаивал, чтобы я приходила в зал пиршеств, и днями напролет я сидела в спальне, даже не расчесывая волосы. Олла приносила поесть, немного болтала со мной, рассказывая какие-то незначительные новости королевского двора, но ни слова не говорила про ее величество и Тэмлина.

В лесу над королевским дворцом шла самая жаркая пора лета.

Всю седьмицу подземные жители умирали от духоты, а в день отдыха наконец-то пошел дождь. Эльфы вышли на поверхность и радовались дождю, как дети, затеяв танцы прямо на поляне. Мне тоже позволили выйти. Я упросила Оллу, чтобы мы вышли последними, мне не хотелось никого видеть. На мое счастье, ни Тэмлина, ни королевы не было, и я даже не хотела думать, как они проводят это время.

Шел дождь, но солнце не пожелало скрыться за тучи, и дождевые капли переливались крохотными радугами в воздухе. В наших краях такие дожди называли эльфийской свадьбой. Вряд ли эльфы знали об этом, а если бы узнали — то посмеялись бы над людской глупостью.

Олла оставила меня, чтобы веселиться вместе со всеми, и я, воспользовавшись тем, что эльфы потеряли ко мне интерес, тихонько покинула поляну, где они устроили танцы.

Однажды мы уже ходили с Тэмлином этой дорогой, и запомнить ее было несравнимо легче, чем путаные коридоры эльфийского дворца.

Вскоре я вышла к ручью и остановилась среди цветущих белых роз.

Больше всего мне хотелось, чтобы кто-нибудь из людей вышел сейчас к ручью. Я обрадовалась бы и нищей девчонке, или гусиной пастушке. Но в лесу по ту сторону ручья было тихо, и только позади меня, на стороне эльфов, хрустнула под чьей-то ногой сухая ветка. Оглянувшись, я застыла, как вкопанная. Передо мной стоял Тэмлин. На нем была белая рубашка с распущенными вязками, открывавшая его мускулистый торс почти до пупка.

— Почему ты ушла? — спросил эльф, покусывая травинку.

— Мне невесело там, — призналась я. — Так зачем портить веселье другим грустным видом.

— Скучаешь по дому?

— А ты бы не скучал?

Он посмотрел на ручей, на золотистую бахрому капель дождя в лучах солнца и вдруг с поклоном протянул мне руку: